Принявшись за разработку темы, еще в январе наша команда обсуждала телесность, касание и право на прикосновение, когда мы и думать не могли о развертывающейся пандемии, о превращении мира в театр военных действий, в котором мы обнаруживаем себя сейчас, обескураженными, отрезанными от физической реальности и погруженными в топь слухов, тревожных новостей и комментариев.
«Бессмертие» было темой прошлой биеннале. Мы исследовали теории космистов, предлагающих предельную ставку, вечную жизнь; рассматривали альтернативные сценарии будущего, пытались найти способы говорить ясно о сокрушительных, экзистенциальных переживаниях. Наша команда стремилась извлечь точные и личные сообщения из обезоруживающей абстракции «бессмертия». Попытка сохранить эту сокровенность, не сбиваясь на патетику, и привела нас к теме телесности. Обсуждения вывели нас к желанию понять устройство частного опыта. Остро проявились вопросы: как ощущаются границы тела и его возможностей, как переживается взаимодействие с другими.
И если в первые встречи, посвященные тематизации биеннале, мы обращали внимание на меняющиеся конвенции межличностного общения, на #meetoo, на механику жестов, то сейчас нам явлена недвусмысленная невозможность контактов. Ощущения и действия, казавшиеся неотчуждаемыми: обнять близкого человека, машинально коснуться лица, толкнуть дверь рукой, расплатиться парой купюр, – на какое-то время нам недоступны.
Привычные, минимальные жесты, из которых складывается ритм быта, от нас отсечены. Подобные пустоты обнаруживаются и в сложных рыночных системах, обслуживающих наш комфорт. «Тактильность покупателя», которая по замечанию антрополога Марии Пироговской проявилась в XX и XXI веках, более невозможна; касаться мы можем лишь тех, с кем оказались заперты в момент наступивших «условий повышенной готовности», если нам повезло быть дома и разделить этот опыт.
В исследовании «Плоть и камень» социолог Ричард Сеннет пишет: «современный мобильный индивид переживает что-то вроде кризиса осязания: движение лишило тело ощущений». Сейчас эта мобильность принудительно обездвижена; кризис осязания дополняется кризисом движения.
Комментаторы настоящего, от рэпера Ice-T до философа Джорджо Агамбена, обращают внимание на торжество биополитики, уподобляют коллективное переживание пребыванию в запертом космическом корабле, келье отшельника или камере-одиночке. Образы настоящего и прошлого, призванные проиллюстрировать общечеловеческую отключенность от благ глобального мира, отсылают к обществам контроля. Пока редкий исследователь или художник предлагает смелый образ будущего, в котором преодолены каскадные последствия большой поломки.
Отсутствие большого видения компенсируется тактическими решениями. Мы видим много инициатив взаимопомощи и низовой поддержки самых разных групп: художников, пенсионеров, доставщиков еды, врачей и музыкантов. Человечность являет себя сквозь трещины институциональных, бактериологических и географических барьеров. И мы бы хотели удерживать в поле нашего внимания и растерянность, и надежду; и озадаченную обездвиженность, и молниеносную мобилизацию ресурсов.
Как бы далее ни разворачивались события, опыт этого переживания, этой глобальной остановленности и невозможной близости отпечатается в нашей обыденности. Мы не знаем, что будет в 2021 году, но полагаем, что к моменту запуска шестой биеннале мы будем хорошо понимать, в каком времени находимся, и будем знать, можно ли рассчитывать на объятия или же от них все еще следует уклоняться.